_Marika_
22.12.2004, 13:00
Не могу сказать, что впервые в жизни. Не могу сказать, что раньше как-то обходился. Как же без них совсем-то обойдешься. Но чтобы вот так ни с того ни с сего поселить рядом с собой женщину… Такого еще не было. И вот однажды...
Утром я пошел умываться и обнаружил, что дверь надежно заперта изнутри. И продолжала оставаться закрытой еще 40 минут. Мои покашливания, похмыкивания и прочие тонкие намеки на желание проникнуть внутрь действия не возымели. Так началась новая эра в моей жизни – эра жизни с женщиной. Прижилась она быстро: они же неприхотливые...
Первым делом она заявила, что раз уж мы решили жить вместе, то все деньги, которые зарабатываю, я должен отдавать ей. Правда, не уточнила – с какой стати и на какие цели. Туманное «на хозяйство» меня пугало – я просто физически не мог бы съесть столько пищи и износить столько носков. Меня это не устраивало. Я сказал, что хотел бы увидеть бизнес-план ведения «хозяйства». Она обозвала меня противным занудой и разрыдалась. Я вывернул карманы…
Итак, мы стали жить вместе. Возвращаясь вечером домой, я испытывал странное умиление, если видел в собственных окнах свет. Мысленному взору грезились облепленные чесноком пампушки, тарелка огненного борща и милая в кресле под торшером, вдумчиво штудирующая Розанова. И хотя кое-какие нюансы не совпадали – милая действительно покоилась в кресле под торшером (она вообще его редко покидала), но оживленно болтала с кем-то по телефону, равнодушно наблюдая, как я жарю себе яичницу, - в общем и целом умиление не проходило довольно долго. Во сне она пикантно похрапывала, а на рассвете принималась скрежетать зубами. Я лежал рядом, безуспешно пытаясь вернуться в объятия Морфея, и вспоминал чей-то афоризм о том, что высшее счастье мужчины – это охранять покой спящей возлюбленной…
Она читала в ванной Полину Дашкову, а потом кричала:
-- Милый, принеси мне еще стаканчик сока! И, пожалуйста, приготовь что-нибудь на ужин, ты сегодня целый день отдыхал…
А в гостях она пускалась в рассуждения об экзистенциализме, вгоняя меня в краску, и пропагандировала фэн-шуй и тантрический секс. Последняя теория показалась мне очень интересной, но увы – однажды мы принялись дышать друг другу в рот, и я обнаружил, что у нее что-то с желудком. Сосредоточиться так и не удалось. Вообще, должен сказать, нашим былым сексуальным безумствам как-то неожиданно быстро пришел конец. Я даже не говорю об оральных ласках. Но ограничиваться классической позицией «мужчина сверху» я тоже не хотел. Однако любые иные позы казались ей жутко неудобными и неприличными. Странно, что раньше у нее не было подобных предубеждений…
Постепенно мы как-то перестали ходить в гости и звать гостей к себе. Ее почему-то очень раздражали мои знакомые, а своих у нее не было. Мы были счастливы вдвоем. Ага. В нашем маленьком уютном мирке. А с появлением тещи мы стали еще счастливее.
- Здравствуйте, Светлана Алексеевна... – заискивающе говорил я с порога, держа в руках пакеты со снедью.
-- Просто мама, - в который раз хмурилась Светлана Алексеевна. – Нагулялся, сокол ясный?
В моем доме раньше действовал музыкальный центр. Я по праву гордился своей маленькой коллекцией Колтрейна и Чарли Паркера. Любимая разделяла мои увлечения довольно долго – первые три недели. Потом я все чаще стал слышать: «Выключи эту муть! Прямо по башке бьет – бум-бум-бум, бум-бум-бум…» Теперь по большим праздникам мы слушаем сборники «Союз» и «Нашествие». Но я не ропщу – в конце концов, у меня же есть наушники…
Телевизор, редко включаемый ранее, теперь работал с утра до вечера. Я стал прятать программки, но это не помогло – она отлично помнила, во сколько начинается очередная «Территория любви» и когда надо переключить на «Убойную силу».
Но зато теперь у меня под рукой всегда были тампоны «Тампакс». К тому же я мог полноправно участвовать в разговорах коллег на тему «А моя-то вчера»:
а) нашла на моей рубашке волос, впоследствии оказавшийся ее собственным,
б) целый день пролежала на диване, отчего у нее страшно разболелась голова,
в) сварила пельмени, но забыла их посолить,
г) попыталась вкрутить лампочку и разбила набор посуды,
д) нашла мой окурок в туалете и заявила, что подает на развод,
е) сказала, что сериалы это единственная радость, оставшаяся ей до скончания дней,
ж) весь вечер смотрела «Английского пациента» и рыдала,
з) нашла мою телефонную книжку,
и) ...в целом не представляю, как бы я жил без нее.
Короче говоря, совместное проживание с женщиной приносило массу открытий. Приятных и не очень.
Открытие первое: она безумно красива.
Открытие второе: но чего мне это стоило!
Справедливости ради замечу, что она также прилагала неимоверные усилия к тому, чтобы мне нравиться. Трижды в день она красила ногти и снимала лак, после чего по квартире разносился удушливо-сладкий запах ацетона, а возлюбленная, помахивая сохнущими ногтями, жаловалась, что так хотела постирать и приготовить, но ввиду непредвиденных обстоятельств вынуждена просить меня об этом. Она выщипывала брови и красила волосы, жевала губами и задумчиво щурилась в зеркальце, а когда необходимый, по ее мнению, результат был достигнут, тут же хватала меня под руку и волокла наружу, злобно шипя, что я ее позорю своими старомодными ботинками и неглажеными джинсами.
В нашей маленькой уютной ванной скоро стало очень тесно. Все полки, уступы и выемки были надежно заняты батареями каких-то спреев, скрабов, «масок», пакетиков с глиной и увесистых бутылей с ароматической солью. Я узнал, что шампунь и кондиционер бывают в разных флаконах и в больших количествах. Я узнал, что у настоящей женщины не должно быть никакой другой косметики, кроме французской, что бывают утренние, вечерние, праздничные и выходные духи, что помады, лака и туши для ресниц много не бывает вообще.
А как стремительно устаревает обувь!..
Открытие третье: она помешана на чистоте.
Из источника радости, наслаждений и всяческих благ я довольно быстро превратился в источник заразы. Любимая следовала за мной по пятам с тряпкой наготове. Если я садился в кресло с бутылочкой пива, она обещала, что никогда мне не простит, если я оболью это кресло. Если я принимался поедать коржик не над кухонным столом, она поощрительно замечала: «давай-давай, только тараканов нам и не хватало». Вся верхняя одежда, оставленная мною без присмотра, тут же оказывалась в стиральной машине. Она всегда знала, где именно лежат мои вещи, и не уставала объяснять, почему именно там им не место. Сперва мне льстило такое внимание. Затем я почувствовал, что у меня начала развиваться паранойя.
Открытие четвертое: она оказалась подверженной депрессиям.
Собственно говоря, она вообще из них не выходила. Бывшая жизнерадостная хохотушка превратилась в готовую пациентку матерого психоаналитика, причем психоаналитиком пришлось быть мне. Я узнал, что я – причина всех ее несчастий, и что у нее есть основания ненавидеть меня каждое мгновение своей жизни, а не только тогда, когда я дома. Я узнал также, что плохое настроение может быть и без повода, и это вполне естественно и нормально, и только законченный бесчувственный кретин может этого не понимать.
Открытие пятое: она оказалась очень общительной.
Тяга к общению овладевала ею каждый раз, когда я срочно заканчивал очередной отчет или намеревался устроить взбучку подчиненным. Чувствуя себя весьма неловко под огнем шести пар любопытных, ехидных и злорадных глаз, я бормотал в трубку: нет, ну что ты, как ты можешь помешать, конечно, люблю, нет, мне не трудно это сказать, нет, я никого не стесняюсь, нет, нет, у меня нет и не было секретарши-блондинки, очень люблю, больше чем мороженое, да, у меня убогая фантазия… Почему я должен говорить громко вслух, что они все противные… нет, не любовница… нет… нет… Очень люблю… Куплю… обещаю… и это куплю… Ну, киска… ну, зайка… хорошо, без «ну»… Киска и зайка одновременно… не издеваюсь… люблю, да… Скоро… вот так – не знаю… очень… ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!!!
Открытие шестое: моя общительность ей не нравилась.
Этого парадокса я так и не разгадал. Если я пытался доказать ей свою любовь не словом, а делом, она жаловалась, что у нее страшно болит голова и она так вымоталась на работе. Если я жаловался ей на коварных поставщиков и жуткие пробки, она обвиняла меня в инфантилизме и стремлении уйти от ответственности. Мои попытки выманить у нее какие-то заветные признания она трактовала как занудство и приставание.
Открытие седьмое: она ревностно охраняла свою территорию.
Ее владениями считались: половина полок в шкафу, трюмо, кухня, кресло, ванная комната и телевизор. Постепенно мне осталась одна полка в шкафу, одна вешалка в гардеробе и лестничная клетка для перекуров. На кухне я ей мешал. На диване я ее раздражал. Мое присутствие дома тяжело на нее действовало, мое отсутствие внушало подозрения. Хорошо хоть иногда я мог позволить себе понежиться в ее кровати (подарок тещи). Впрочем, недолго. Ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы прийти в себя и поплестись на диван.
Открытие восьмое: надзор и контроль.
- Куда это ты звонишь? Куда это ты собрался? Куда это ты вырядился? Откуда это ты явился?
- На работу. На работу. На работу. С работы.
Открытие девятое: я стал мало зарабатывать.
Раньше я был модным парнем. Любимая дарила мне галстуки и запонки, остальное покупал я сам. Вдруг я обнаружил, что мне катастрофически не хватает денег даже на Колтрейна. Ботинки фабрики «Скороход», закошенные под «Саламандру», дали трещину. Сорочки вышли из моды. И я ничего не мог поделать, поскольку покупка нового шарфа расценивалась как непростительное мотовство, покупка свитера в бутике – как намек на возможность ухода к другой женщине, а покупка зеленой кожаной куртки стоимостью в мою месячную зарплату была немыслима в принципе.
Обнаружилась любопытная закономерность: чем выше росли мои доходы, тем ниже падал мой жизненный уровень.
Открытие десятое: у нее были бигуди и халат.
И она ими пользовалась.
Открытие одиннадцатое: я разлюбил праздники.
Как-то так само собой получалось, что празднование любой даты оборачивалось для меня большими расходами и сильной головной болью, причем не с похмелья, потому что пить я практически бросил. А вот любимая была вовсе не прочь надраться и изобразить стриптиз на столе.
Открытие двенадцатое: ей нельзя было давать деньги.
Деньги, выданные в расчете на неделю, она тратила за день. Деньги, выданные на месяц, с легкостью расходились за неделю. При этом конкретного воплощения обмена цветных бумажек на материальные блага мне наблюдать не доводилось. После ее похода в магазин холодильник оставался пуст, зато в гардеробе становилось чуть-чуть пестрее и теснее. Ответом на вопрос: «Что же мы будем кушать?» было надменное молчание, поскольку ежу было понятно, что ем в этом доме только я. Устраивать скандал по таким незначительным поводам обходилось мне дорого – после бурной ссоры я бежал к бабушкам на площадь и возвращался с букетом ее любимых желтых роз.
-- Прости меня. Ты же знаешь, я тебя люблю, - говорил я с порога, протягивая ей цветы.
Открытие тринадцатое: я ее люблю...
Иначе с чего бы я обрекал себя на все эти несчастья.
В общем, жизнь с женщиной – это как игра в поддавки. Только с одной особенностью: если исход игры ее не устраивает, предлагается считать, что мы играли в шашки.
Утром я пошел умываться и обнаружил, что дверь надежно заперта изнутри. И продолжала оставаться закрытой еще 40 минут. Мои покашливания, похмыкивания и прочие тонкие намеки на желание проникнуть внутрь действия не возымели. Так началась новая эра в моей жизни – эра жизни с женщиной. Прижилась она быстро: они же неприхотливые...
Первым делом она заявила, что раз уж мы решили жить вместе, то все деньги, которые зарабатываю, я должен отдавать ей. Правда, не уточнила – с какой стати и на какие цели. Туманное «на хозяйство» меня пугало – я просто физически не мог бы съесть столько пищи и износить столько носков. Меня это не устраивало. Я сказал, что хотел бы увидеть бизнес-план ведения «хозяйства». Она обозвала меня противным занудой и разрыдалась. Я вывернул карманы…
Итак, мы стали жить вместе. Возвращаясь вечером домой, я испытывал странное умиление, если видел в собственных окнах свет. Мысленному взору грезились облепленные чесноком пампушки, тарелка огненного борща и милая в кресле под торшером, вдумчиво штудирующая Розанова. И хотя кое-какие нюансы не совпадали – милая действительно покоилась в кресле под торшером (она вообще его редко покидала), но оживленно болтала с кем-то по телефону, равнодушно наблюдая, как я жарю себе яичницу, - в общем и целом умиление не проходило довольно долго. Во сне она пикантно похрапывала, а на рассвете принималась скрежетать зубами. Я лежал рядом, безуспешно пытаясь вернуться в объятия Морфея, и вспоминал чей-то афоризм о том, что высшее счастье мужчины – это охранять покой спящей возлюбленной…
Она читала в ванной Полину Дашкову, а потом кричала:
-- Милый, принеси мне еще стаканчик сока! И, пожалуйста, приготовь что-нибудь на ужин, ты сегодня целый день отдыхал…
А в гостях она пускалась в рассуждения об экзистенциализме, вгоняя меня в краску, и пропагандировала фэн-шуй и тантрический секс. Последняя теория показалась мне очень интересной, но увы – однажды мы принялись дышать друг другу в рот, и я обнаружил, что у нее что-то с желудком. Сосредоточиться так и не удалось. Вообще, должен сказать, нашим былым сексуальным безумствам как-то неожиданно быстро пришел конец. Я даже не говорю об оральных ласках. Но ограничиваться классической позицией «мужчина сверху» я тоже не хотел. Однако любые иные позы казались ей жутко неудобными и неприличными. Странно, что раньше у нее не было подобных предубеждений…
Постепенно мы как-то перестали ходить в гости и звать гостей к себе. Ее почему-то очень раздражали мои знакомые, а своих у нее не было. Мы были счастливы вдвоем. Ага. В нашем маленьком уютном мирке. А с появлением тещи мы стали еще счастливее.
- Здравствуйте, Светлана Алексеевна... – заискивающе говорил я с порога, держа в руках пакеты со снедью.
-- Просто мама, - в который раз хмурилась Светлана Алексеевна. – Нагулялся, сокол ясный?
В моем доме раньше действовал музыкальный центр. Я по праву гордился своей маленькой коллекцией Колтрейна и Чарли Паркера. Любимая разделяла мои увлечения довольно долго – первые три недели. Потом я все чаще стал слышать: «Выключи эту муть! Прямо по башке бьет – бум-бум-бум, бум-бум-бум…» Теперь по большим праздникам мы слушаем сборники «Союз» и «Нашествие». Но я не ропщу – в конце концов, у меня же есть наушники…
Телевизор, редко включаемый ранее, теперь работал с утра до вечера. Я стал прятать программки, но это не помогло – она отлично помнила, во сколько начинается очередная «Территория любви» и когда надо переключить на «Убойную силу».
Но зато теперь у меня под рукой всегда были тампоны «Тампакс». К тому же я мог полноправно участвовать в разговорах коллег на тему «А моя-то вчера»:
а) нашла на моей рубашке волос, впоследствии оказавшийся ее собственным,
б) целый день пролежала на диване, отчего у нее страшно разболелась голова,
в) сварила пельмени, но забыла их посолить,
г) попыталась вкрутить лампочку и разбила набор посуды,
д) нашла мой окурок в туалете и заявила, что подает на развод,
е) сказала, что сериалы это единственная радость, оставшаяся ей до скончания дней,
ж) весь вечер смотрела «Английского пациента» и рыдала,
з) нашла мою телефонную книжку,
и) ...в целом не представляю, как бы я жил без нее.
Короче говоря, совместное проживание с женщиной приносило массу открытий. Приятных и не очень.
Открытие первое: она безумно красива.
Открытие второе: но чего мне это стоило!
Справедливости ради замечу, что она также прилагала неимоверные усилия к тому, чтобы мне нравиться. Трижды в день она красила ногти и снимала лак, после чего по квартире разносился удушливо-сладкий запах ацетона, а возлюбленная, помахивая сохнущими ногтями, жаловалась, что так хотела постирать и приготовить, но ввиду непредвиденных обстоятельств вынуждена просить меня об этом. Она выщипывала брови и красила волосы, жевала губами и задумчиво щурилась в зеркальце, а когда необходимый, по ее мнению, результат был достигнут, тут же хватала меня под руку и волокла наружу, злобно шипя, что я ее позорю своими старомодными ботинками и неглажеными джинсами.
В нашей маленькой уютной ванной скоро стало очень тесно. Все полки, уступы и выемки были надежно заняты батареями каких-то спреев, скрабов, «масок», пакетиков с глиной и увесистых бутылей с ароматической солью. Я узнал, что шампунь и кондиционер бывают в разных флаконах и в больших количествах. Я узнал, что у настоящей женщины не должно быть никакой другой косметики, кроме французской, что бывают утренние, вечерние, праздничные и выходные духи, что помады, лака и туши для ресниц много не бывает вообще.
А как стремительно устаревает обувь!..
Открытие третье: она помешана на чистоте.
Из источника радости, наслаждений и всяческих благ я довольно быстро превратился в источник заразы. Любимая следовала за мной по пятам с тряпкой наготове. Если я садился в кресло с бутылочкой пива, она обещала, что никогда мне не простит, если я оболью это кресло. Если я принимался поедать коржик не над кухонным столом, она поощрительно замечала: «давай-давай, только тараканов нам и не хватало». Вся верхняя одежда, оставленная мною без присмотра, тут же оказывалась в стиральной машине. Она всегда знала, где именно лежат мои вещи, и не уставала объяснять, почему именно там им не место. Сперва мне льстило такое внимание. Затем я почувствовал, что у меня начала развиваться паранойя.
Открытие четвертое: она оказалась подверженной депрессиям.
Собственно говоря, она вообще из них не выходила. Бывшая жизнерадостная хохотушка превратилась в готовую пациентку матерого психоаналитика, причем психоаналитиком пришлось быть мне. Я узнал, что я – причина всех ее несчастий, и что у нее есть основания ненавидеть меня каждое мгновение своей жизни, а не только тогда, когда я дома. Я узнал также, что плохое настроение может быть и без повода, и это вполне естественно и нормально, и только законченный бесчувственный кретин может этого не понимать.
Открытие пятое: она оказалась очень общительной.
Тяга к общению овладевала ею каждый раз, когда я срочно заканчивал очередной отчет или намеревался устроить взбучку подчиненным. Чувствуя себя весьма неловко под огнем шести пар любопытных, ехидных и злорадных глаз, я бормотал в трубку: нет, ну что ты, как ты можешь помешать, конечно, люблю, нет, мне не трудно это сказать, нет, я никого не стесняюсь, нет, нет, у меня нет и не было секретарши-блондинки, очень люблю, больше чем мороженое, да, у меня убогая фантазия… Почему я должен говорить громко вслух, что они все противные… нет, не любовница… нет… нет… Очень люблю… Куплю… обещаю… и это куплю… Ну, киска… ну, зайка… хорошо, без «ну»… Киска и зайка одновременно… не издеваюсь… люблю, да… Скоро… вот так – не знаю… очень… ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!!!
Открытие шестое: моя общительность ей не нравилась.
Этого парадокса я так и не разгадал. Если я пытался доказать ей свою любовь не словом, а делом, она жаловалась, что у нее страшно болит голова и она так вымоталась на работе. Если я жаловался ей на коварных поставщиков и жуткие пробки, она обвиняла меня в инфантилизме и стремлении уйти от ответственности. Мои попытки выманить у нее какие-то заветные признания она трактовала как занудство и приставание.
Открытие седьмое: она ревностно охраняла свою территорию.
Ее владениями считались: половина полок в шкафу, трюмо, кухня, кресло, ванная комната и телевизор. Постепенно мне осталась одна полка в шкафу, одна вешалка в гардеробе и лестничная клетка для перекуров. На кухне я ей мешал. На диване я ее раздражал. Мое присутствие дома тяжело на нее действовало, мое отсутствие внушало подозрения. Хорошо хоть иногда я мог позволить себе понежиться в ее кровати (подарок тещи). Впрочем, недолго. Ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы прийти в себя и поплестись на диван.
Открытие восьмое: надзор и контроль.
- Куда это ты звонишь? Куда это ты собрался? Куда это ты вырядился? Откуда это ты явился?
- На работу. На работу. На работу. С работы.
Открытие девятое: я стал мало зарабатывать.
Раньше я был модным парнем. Любимая дарила мне галстуки и запонки, остальное покупал я сам. Вдруг я обнаружил, что мне катастрофически не хватает денег даже на Колтрейна. Ботинки фабрики «Скороход», закошенные под «Саламандру», дали трещину. Сорочки вышли из моды. И я ничего не мог поделать, поскольку покупка нового шарфа расценивалась как непростительное мотовство, покупка свитера в бутике – как намек на возможность ухода к другой женщине, а покупка зеленой кожаной куртки стоимостью в мою месячную зарплату была немыслима в принципе.
Обнаружилась любопытная закономерность: чем выше росли мои доходы, тем ниже падал мой жизненный уровень.
Открытие десятое: у нее были бигуди и халат.
И она ими пользовалась.
Открытие одиннадцатое: я разлюбил праздники.
Как-то так само собой получалось, что празднование любой даты оборачивалось для меня большими расходами и сильной головной болью, причем не с похмелья, потому что пить я практически бросил. А вот любимая была вовсе не прочь надраться и изобразить стриптиз на столе.
Открытие двенадцатое: ей нельзя было давать деньги.
Деньги, выданные в расчете на неделю, она тратила за день. Деньги, выданные на месяц, с легкостью расходились за неделю. При этом конкретного воплощения обмена цветных бумажек на материальные блага мне наблюдать не доводилось. После ее похода в магазин холодильник оставался пуст, зато в гардеробе становилось чуть-чуть пестрее и теснее. Ответом на вопрос: «Что же мы будем кушать?» было надменное молчание, поскольку ежу было понятно, что ем в этом доме только я. Устраивать скандал по таким незначительным поводам обходилось мне дорого – после бурной ссоры я бежал к бабушкам на площадь и возвращался с букетом ее любимых желтых роз.
-- Прости меня. Ты же знаешь, я тебя люблю, - говорил я с порога, протягивая ей цветы.
Открытие тринадцатое: я ее люблю...
Иначе с чего бы я обрекал себя на все эти несчастья.
В общем, жизнь с женщиной – это как игра в поддавки. Только с одной особенностью: если исход игры ее не устраивает, предлагается считать, что мы играли в шашки.